А он, неблагодарный...
Петровна рыдала в голос: «Я их кормлю, лужи вытираю, а эта гадина неблагодарная в руку вцепилась, прокусила, кофту порвала - и никакого раскаяния. Не ценит, что я для них делаю. Все: теперь миску с едой суну, а больше ничего…»
Что-то бесконечно знакомое почудилось мне во всхлипах Лениной свекрови, но копаться в памяти было некогда, надо было идти разбираться. – К ним.
«Они» – это четыре веселых щенка-овчаренка трех с половиной месяцев: два крепыша-кобелька и две красавицы-сучки.
«Гадина» встретила меня с энтузиазмом. Еще бы, пришла свежая жертва. Вдвоем с сестренкой они вцепились в мои брюки и с увлечением начали тащить штанины в разные стороны. Мальчишки же поприветствовали меня радостно и дружелюбно. Еле удерживаясь на ногах от девчачьих рывков и ответив на вежливые мужские приветствия, я отодвинула мальцов в сторону. Надо было утихомиривать девчонок, пока брючины не превратились в клочья. Образумила я их просто, хотя не сразу.
Трехмесячный овчаренок даже в разбушевавшемся виде – всего лишь маленький нахал. Потому воздействие на него не должно быть чрезмерным, чтобы не покалечить ненароком. И, разумеется, оно должно быть понятным щенку.
Вот и тут достаточно было взять маленьких бандиток руками за шкирки, жестко, крепко, и подержать каждую, не давая двигаться. Ведь я сильнее и главнее. Они затихли - я сразу же отпустила. Они снова вцепились в меня – я снова держу их за шкирки. Ту, которая перестает сопротивляться, сидит смирно, – отпускаю. Сестрица поняла, кто тут старший, после третьего раза, изобразила поклоны, вежливо расцеловалась. «Гадина» держалась до последнего. Но и она, в конце концов, оказалась вежливым, приветливым, образцово показательным щенком.
Теперь оставалось разъяснить Петровне, что со стороны щенят это не было злоумышлением на нее лично, и объяснить, что же случилось с милыми до сих пор щенятами и почему.
Для этого надо понимать, что происходит со щенками в естественной собачьей стае.
Каждый возрастной период жизни щенка имеет свое предназначение и свои особенности. 2-х - 4-х месячный щенок проходит период социализации: активно исследует свое окружение, все пробуя «на зуб», как человеческий ребенок все трогает руками, и пытается определить свое место в родной стае. Сначала он добивается лидерства среди других щенков, и детские игры легко переходят в полусерьезные драки. Щенок пробует в игре-драке: кто главнее? Ты или я? Уступаешь? – Значит, я.
Взрослые собаки очень снисходительны к малышам и позволяют им многое. Но время полной безнаказанности уже заканчивается, щенок знакомится с авторитетом вожака и учится подчиняться, даже в обычной игре. Если щенок, забывшись, начинает трепать взрослую собаку как своего однопометника, то получает от старшего изрядную нахлобучку. Взрослый пес со страшным рыком прижимает его к земле, прихватывает зубами за шею и морду. Обычно этого хватает, чтобы поставить маленького нахала на место.
Для наших щенят – мы их стая и их вожаки. И должны вести себя как вожаки.
Если щенок пытается кусаться своими острыми как иголки молочными зубками, которые царапают нашу лишенную шерсти кожу, то владельцам-новичкам маленькой декоративной собачки это кажется безобидным и забавным, вызывает смех и умиление. У хозяев щенка крупной породы это уже может вызывать опаску. Его стараются успокоить ласковым словом, отвлечь чем-то вкусненьким, - задабривают.
И в том, и в другом случае щенок не получает отпора от человека, который ведет себя как существо более низкое по рангу, да еще и поощряет хулиганское поведение. Не слушаются они того, кто ниже их по рангу.
Я столкнулась с этой проблемой со своей первой собакой. Больше всех, как это частенько бывает, доставалось мне, ведь я возилась с малышом больше всех. По квартире мы передвигались в валенках, а щенок волочился следом, вцепившись в валенок зубами и обняв его лапами.
Сейчас, вспоминая это, я думаю, что эта чудная игра вызывала у него искренний восторг. Когда Рено, лежа на пороге комнаты, грыз косточку, пройти мимо него решалась только одна отважная мама. И только она одна могла забрать ее у него. – И, представьте себе, отдавал беспрекословно. Это доводило меня до слез: «я с ним больше всех занимаюсь, я его так люблю – а он... А еще говорят, что собаки преданы хозяину».
Но, навестив Реношиного брата, Дуная, я застала похожую сцену: Дунайкина хозяйка рыдала, смазывая йодом глубокие царапины, при виде которых на душе у меня полегчало. «За что? - в слезах вопрошала она. - Я с ним больше всех занимаюсь, кормлю, гуляю, а он, неблагодарный, меня почти что одну и кусает. Почему?»
